Конфликт национального самосознания с окружающим миром

Мой последний пост про ассимиляцию вызвал бурю реакций. Что, собственно, естественно – этот старый конфликт нашего национального самосознания с окружающим миром актуален все тысячи лет нашей истории.

И всегда связан с противостоянием мейнстриму – как известно, еще праотец Аврам (в последствии Авраам) своим открытием Единого Б-га обрек нас на неприятный подвиг интеллектуального нонконформизма в априорно враждебной среде. И с тех пор каждый из нас всю жизнь решает уравнение своей близости к нашей традиции и философии. Наверное, именно поэтому теорию относительности сформулировал еврей.

Самую бурную дискуссию вызвала тема смешанных браков. Это понятно, она близка многим из нас. Но она является лишь одним из вторичных проявлений ассимиляции, или растворения нас в нееврейской среде. Первичным является отказ от непосильного (непонятного, неинтересного, опасного, трудного – нужное подчеркнуть) ощущения принадлежности к еврейскому народу. И следующий за этим отказом переход от еврейства к чему-нибудь менее обязывающему. Что интересно, в очень многих случаях этот переход "через линию фронта" происходил не из-за полученного "предложения, от которого нельзя отказаться". Как раз мы помним много примеров – от Гамлы и Массады, через зверства крестоносцев и костры инквизиции, до погромов Богдана Хмельницкого и затем "Черной сотни" - когда евреи предпочитали умереть, но не отступиться от веры отцов.

Но именно перед соблазном сытого приобщения к благополучию мира за стеной гетто не могли – и не могут – устоять слишком многие. Это было еще во время исхода – как раз в нынешней главе Торы "Балак" мы читаем о массовом увлечении народа дочерьми Моава, с последовавшим поклонением их идолу Пеору. А самым первым массовым бегством из еврейства стала эллинизация. Именно борьбе с ней посвящен веселый праздник Ханука. Тогда удалось остановить безудержно катившуюся в "греческий мир" Иудею. Но тогда же началась и первая эмиграция в ассимиляцию. В эллинский город Александрию, в которой жила вторая и вполне сравнимая с иудейской община евреев. Она, понятно, канула в Лету истории, подарив миру перевод Торы на греческий, и труды Филона Александрийского – еврейского философа из рода коэнов-первосвященников.

Но самым известным (для тех, кто помнит) представителем Александрийской диаспоры стал Тибериус Юлий Александр – племянник Филона и тоже представитель рода коэнов. Но, будучи сыном римского чиновника и любителем преимуществ римской жизни, он сделал свой выбор. И стал римским всадником и военачальником. В коем качестве был назначен губернатором Египта – и с началом еврейского восстания против Рима утопил восставшую общину Александрии в кровавом погроме.

Два легиона Тибериуса вырезали более 60 тысяч евреев – и ставший императором Веспасиан назначил бравого генерала-ренегата командующим римской армией в Иудее. Для подавления Великого восстания. И именно Тибериус руководил осадой Иерусалима. Справедливости ради заметим, что на военном совете у Тита он высказался против разрушения Храма – но результат мы знаем. И Иерусалим пал, и начался отсчёт нашего изгнания.

Тибериус был лишь одной досадной и позорной деталью той трагедии – Иерусалим пал в основном из-за наших собственных распрей и ненависти. Это мы тоже умеем и со вкусом любим. И теряем из-за этого понимание происходящего и настоящей опасности (как, например, прямо вот в наши дни).

В попытке устоять перед ассимиляцией это наше постоянное выяснение отношений с собственной тенью не прибавляет ясности и только добавляет лишнюю тяжесть. И, зачастую, поощряет не особо выносливых «соскочить» в приятную прохладу и, типа, покой внешнего нееврейского мира.

Это, однако, тоже не работает. Нас там, в прохладе, не хотят. Именно поэтому и возник сионизм – как реакция просвещенного и начавшего ассимиляцию в европейскую культуру еврейства – столкнувшегося там с неизбежным отторжением. Неслучайно первыми сионистами были именно светские иудеи. Они вернулись к вечной – после подвигов Тибериуса – мечте возвращения в сожженный Иерусалим и облекли ее в современную для себя политическую форму. Это сработало – но вызвало недоверие традиционного иудаизма, опасавшегося "пустить в расход" хранимую тысячелетиями мечту и идею – и подвергнуть опасности все будущее еврейского народа.

Эти опасения понимали первые сионисты – и пытались сохранить еврейскую составляющую новой модели национального возрождения. Жаботинский именно так и представлял себе еврейское государство – как противовес ассимиляции в галуте: "В большинстве случаев ассимилированный еврей с известного возрастного рубежа уже не способен изменить свой жизненный путь. Он свыкся с этой культурой, и всякая другая для него — закрытая книга, и он не может обречь себя на духовный голод. И никто не может этого требовать от человека. Речь сейчас не о каком-то конкретном человеке, но о политической линии. Мы не только проживаем свою частную жизнь, но и определяем будущее развитие всей нации. Если мы уперлись в сплошную стену и многие не видят выхода, то мы должны направить последующие поколения по иному пути. Творить нашу национальную культуру, бороться за ее гегемонию в еврейской душе — это обязанность и тех, кто не сподобился пить из ее источников. Пусть же он поможет своему сыну, укажет верный путь потомству, более счастливому, чем он. И, главное, пусть всенародно признает, что его путь был ошибочен, пусть предостережет других от подобных ошибок". #Жаботинский

Именно в этом – до сих пор – и состоит главная задача Израиля: найти ту форму национального состояния, в которой мы, с одной стороны, создаем незнакомое нам национальное еврейское государство, а с другой - приспосабливаем его к успешному существованию в окружающем нас точно так же враждебном мире. Не превращая его в гетто или в социалистическую утопию, с одной стороны, и создавая новую, но все такую же по духу и букве еврейскую страну. О которой мечтали две тысячи лет наши деды, и в которой будут жить – оставаясь евреями – наши дети и их потомки. #ассимиляция

Это не просто. Но именно это и есть наша главная национальная задача!

Мы можем и должны ее решить.